«Догвилль» Ларса фон Триера или последствия паралича социального и раскрепощения низшего в человеке

Фильм «Догвилль» Ларса фон Триера, 2003 года. В маленький городок в предгорьях, спасаясь от преследующей её мафии, приходит молодая красивая девушка. И просит у жителей этого городка защиты. Молодой человек, считающий себя начинающим писателем, уговаривает деревенское общество помочь ей. Взамен девушка обязуется помогать каждому из жителей по дому, выполняя мелкие дела из тех, на которые у них не доходили руки. Она берётся трудолюбием и добротой что-то поменять в их мире.

Что же из этого выходит? Поначалу всё идёт гладко и в душах жителей даже расцветает что-то доброе. Но городок этот неспроста помещён режиссёром в предгорьях. Это не только физические предгорья, это ещё и предгорья духа. Каждый из его обитателей в своей жизни шёл наверх, но сбился с пути — и, фактически, стоит перед выбором — вверх или вниз. И вот молодая девичья душа, стремящаяся к добру и полюбившая городок, сдвигает баланс — куда?

Картина даёт однозначный ответ — её добро сдвинуло их ко злу. Они воспользовались её беспомощностью, попрали её невинность, но выковали в ней беспощадный дух. И когда приходит время суда, то все эти люди предгорий заслуживают высшей кары.

Режиссёр выносит приговор классическому гуманизму — человек неисправим. Обычные люди недостойны жить, ибо даже искреннее добро не может обратить их к добру в ответ. По сути, оправдывается гностическая концепция (делящая людей на людей духа, которые единственные спасутся, на людей души, которые имеют право жить, и на людей тела, которые по рождению не подлежат спасению и обречены на гибель). Т.е. концепция нутряно фашистская.

Но вполне ли честен с нами Ларс фон Триер? Какую модель человека он раскрывает? Буржуазная модель человека попросту предполагает неисправимость отдельного человека и требует, чтобы люди, освобождённые от сословных оков, были закованы в оковы закона. Только так человечество может двигаться вперёд и более-менее вместе спасаться. При этом заранее не предопределено, кому быть спасённым, а кому погибнуть. Ибо каждый лично свободен, а мерилом спасения является успех.

Это явно не та модель, которую раскрывает Ларс фон Триер. Но судя по воздействиям, которым он подвергает обитателей городка, он явно выделяет в человеке животные инстинкты и социальные установки.

Животное в человеке древнее, чем социальное. Социальное подавляет животное. И что будет, если человеку на перепутье, между небом и землёй, не подавлять животное начало, а максимально его раскрепостить? Одновременно, повысив давление на начало социальное.

Что если показать всем грубым мужланам в деревне красивую девушку, одновременно продемонстрировав её незащищённость (т.к. окружающий мир ищет её всё более настойчиво) и зависимость от них (поскольку она просит помочь)? Что, если эта всё большая настойчивость внешнего мира в поисках требует выдать девушку именем закона — основного социального регулятора западного общества? Что перевесит — стремление к взаимопомощи или законопослушность?

Раскрепощение звериного, подавление социального — что должно остановить пробуждение зверя в ещё вчера обычном, среднем человеке? Только высшее в человеке — его идеалы. Только идеалы взыскуют справедливости, стоящей выше закона, который явным образом используется «как дышло».

И что же — читает ли девушка деревенскому обществу классическую литературу? Ставит ли спектакли? Будит ли лучшее в них музыкой? Может быть, наставляет божьему слову? Нет, ничего такого. Она никак не борется за высшее в этих людях кроме демонстрации своего трудолюбия и доброты. А вот за низшее в этих людях идёт явная борьба — как внешнего мира, так и демонстрация беззащитности самой девушкой. Странно ли, что в итоге перевешивает низшее? Нет, закономерно.

Т.е. в рассуждениях Ларса фон Триера скрыта ошибка. Или сознательная манипуляция.

Но в любом случае правомерен вопрос — а как же обратить людей к добру? Если рушится классическая модель мира, в которой зло лишь попустительство божье, необходимое для свободы воли человека — то не становится ли добро лишь попустительством в царстве всеобщего зла? Оговорюсь, что рассуждаю с позиции атеиста, использующего религиозные метафоры за недостатком иных — но вопрос от этого не теряет остроты.

Ответ я вижу в другом киносюжете. В котором весьма немало параллелей с «Догвиллем». Тоже люди на распутье, тоже красивая девушка, тоже желающая всех обратить к добру. Но готовая тянуть людей наверх и считающаяся с низменным в человеке. И знающая, что демонстрация слабости людям на распутье — преступление, ибо потворствует низменному в них. Вот эпизод из «Оптимистической трагедии» — и предлагаю сравнить исход с исходом подобного эпизода (начало которого изображено на постере) в «Догвилле»: